Волчий отряд - Страница 2


К оглавлению

2

Но не это удивило и насторожило Одинцова. А слова тюремщика. Вернее, одно название, больно ударившее по нервам. «Лесной трактир». Отчего-то это словосочетание было ему знакомо. И не просто знакомо. С названием трактира были связаны какие-то воспоминания.

— Ты это, дергунчик, пошамкаешь, а миску потом в коридор толкни. И смотри мне, веди себя мирно. А то я вернусь да не один. Чесун тебя быстро научит быть паинькой.

Тюремщик для убедительности погрозил кулаком. Развернулся и побрел обратно. Вскоре камера утонула в темноте.

Серега вернулся на нары. Принял размышлительную позу и крепко так задумался. Теперь у него появилась зацепка. Еще бы понять, что с ней делать.

— Слышь, мужик, тать ты или лиходей мне сие неведомо, да и по барабану. Но если ты жрать не будешь, может угостишь горемыку, — раздался тихий просительный голос.

Похоже, сегодня все сговорились: отвлечь Серегу и не дать ему ничего толкового вспомнить.

Сергей вновь поднялся с нар и выглянул в коридор. Голос доносился из камеры напротив. Только вот ничего увидеть не получалось. Слишком темно.

— Ты кто? — спросил он.

И ему ответили.

— Это тебя надо спросить. Я-то тут давно сижу, а вот ты новичок. Стало быть, тебе первым представляться нужно.

— Сергеем меня зовут. Сергей Одинцов.

— А меня Лехом Шустрым. Или по-простому Шустриком. Так ты пожрать дашь или все-таки сам думаешь шамку уговорить?

В соседней камере тени пришли в движение и к решетке прильнуло худое, если не сказать истощенное, тело паренька в драных обносках. При одном взгляде на него впечатлительные мамаши бы прослезились. На второй взгляд времени не осталось бы. Начали бы откармливать.

— Да. Сейчас. Попробую.

Серега склонился над миской, взял ее в руки и попробовал просунуть сквозь прутья решетки, чем вызвал приступ глухого сдерживаемого смеха у нового знакомца.

— Это кто же так… Ты чего… По полу толкай… По-другому не пойдет, умник…

Одинцов поставил миску на пол и толкнул в сторону камеры напротив. Несильно так толкнул. Боялся расплескать оставшееся. В результате миска встала в коридоре аккурат между камерами. Эта неудача вызвала у Шустрика приступ грязных ругательств, среди которых самое безобидное было относительно умственных способностей соседа.

— Эй, вы там, шумельцы, уймите звук, — послышался издалека скрипучий голос тюремщика. — А то я Чесуна выпущу.

Лех Шустрик ругаться тут же перестал, а через минуту вновь раздался его голос. На этот раз он говорил еще тише.

— Что же ты такой косорукий?!

— Ну, извини, — почему-то Сереге стало очень стыдно, что у него не получилось угостить своей баландой соседа.

— Ладно. Не беда. Сейчас чего-нибудь скумекаю, — пообещал Лех и растворился в темноте камеры.

Несколько минут ничего не происходило. Слышалась только какая-то возня. И вскоре возле решетки материализовался Лех. Он разлегся на полу, высунул руку в проход и попытался зацепить миску. В руке он держал какой-то крюк, значительно ее удлинивший. И ведь получилось. Миска заскользила по полу, расплескивая жидкость и исчезла в камере. Вскоре оттуда донеслось довольное чавканье.

Серега представил себе, как он ест содержимое миски, и его чуть второй раз не стошнило. Удалось взять себя в руки. Подумал о хорошем. Вскоре пустая миска вылетела обратно в коридор, а возле решетки показался сытый и довольный Лех.

— Вот это уже другое дело. Спасибо тебе, дружище, за угощение. Только вот если ты будешь от еды нос воротить, то, не ровен час, копыта откинешь. Шамка, конечно, отвратительная, но с голодухи и не такое есть доводилось. Вот мне однажды на погосте ночевать пришлось… Хотя постой, вру. Я там почитай семь дней коротал. Это было после того как меня в одном селе собаками потравили. Вот что за люди. Подумаешь, увел пару гусей со двора. Но собаками то за что. Так вот, на погосте мне довелось свонравца отведать. Гниль-зверька. Вот это я тебе скажу жуть ужасная. Но делать, как говорится нечего, жрать захочешь, и свонравец покажется райским кушаньем.

— А что это за свонравец такой? — спросил зачем-то Сергей. И сразу же сам пожалел об этом.

— Чудак-человек, в первый раз вижу, чтобы кто-то не знал, кто такой свонравец. Погодь, сейчас расскажу. Свонравец-то. Это гниль-зверек. Маленький такой, длинный, весь в меху. Точно змея на лапках. Живет под землей. Редко на поверхность выбирается. Питается в основном покойниками. Любит тех, которые уже с душком. Тварь ужасная. Селяне с ними борются. Пытаются вытравить, но если уж такой на погосте завелся, то хана погосту. Расплодятся и всех упокойничков обожрут. А им, мертвякам-то, обидно станет, что с ними так обошлись. Вернутся мороками да начнут деревню стращать. Пока всех не застращают насмерть, не успокоятся. А во всем этом виноват маленький такой гниль-зверек, тварюшка вонючая.

Одинцову, как только представил себе зверюшку, поедающую трупы, да как Лех ею питался, поплохело моментально. Опять выворачивать стало. С трудом с собой справился. И что это с ним творится. Никогда особой чувствительностью не отличался. Ужастики очень любил. Правда, смотрел их большей частью, как комедии. А уж «Живую мертвечину» еще на видеокассете в свое время до дыр в пленке засмотрел. Но ведь одно дело кино, а другое жизнь. И жизнь, по всей видимости, очень и очень нехорошая.

— Ты чего так распереживался. Не бери в голову, давно это было. А от желудочного клеща я почти сразу и излечился, — попытался приободрить его Лех.

Серега решил, что пора разговор в другое русло переводить. А то от местных гастрономических изысков его уже порядком воротило.

2